Г) Расточительность

 Расточительностью, или мотовством, называют бесполезное, бесцельное и легкомысленное расходование имущества. Соответствующее психическое состояние сближается уже в римском праве с сумасшествием (prodigus tanquam furiosus habetur) и сопровождается назначением опеки или попечительства (cura prodigii) вместе с большими ограничениями дееспособности. То же мы видим и в германском праве задолго до рецепции римского права *(390), которая, однако, обеспечивает за понятием расточительности общее применение и вводит его с чертами римского права в новые законодательства. Как там, так и здесь не расточительность как таковая ограничивает дееспособность, а такая лишь расточительность, которая признана судебным решением и выражена в той или другой форме опеки над имуществом расточителя. Поэтому расточителем в юридическом смысле является только тот, кто признан таковым судом, и об ограничении его дееспособности до этого признания не может быть и речи. Как в римском праве, так и в современных законодательствах показателем расточительности служит болезненное психическое состояние, угрожающее привести к нищете как расточителя, так и его семейство. И как там, так и здесь это обоснование расточительности оказывается неверным, преувеличивая близость этого состояния к душевному расстройству и не принимая во внимание его социальных элементов.

 Преувеличенность римского взгляда на мотов как на сумасшедших доказывается решениями самих римских юристов в отношении как объема недееспособности мотов, так и порядка наложения на них опеки. Этот порядок идет не без участия и ведома самого расточителя, в противоположность тому, что мы видим при объявлении сумасшествия, - точно так же, как и момент низведения дееспособности расточителя наступает лишь по сообщении ему состоявшегося об этом судебного решения, чего мы опять не видим при объявлении сумасшествия. Что касается объема недееспособности расточителей, то он не шел и в римском праве далее юридического положения minores infantia majores, т. е. несовершеннолетних, вышедших из детского возраста. И если многие германские законодательства пошли далее римского, ограничив расточителя не только в распоряжении его имуществом, но подчинив и личность его власти опекуна, - которому предоставлялось наставлять расточителя на хорошую жизнь и труд даже принудительными мерами, ходатайствовать, напр., перед судом о заключении его в тюрьму от 6 месяцев до 1 года и т. д., - то эти меры давно перестали применяться, и действие опеки над расточителем ограничивается теперь как законодательствами, так и в особенности практикой областью одних имущественных отношений.

 Таким образом, опека над расточителем резко отличается от опеки над душевнобольными, и не только это обстоятельство, но и другое, еще более существенное, говорит против смешения расточительности с душевными болезнями. Принимая даже расточительность за душевную болезнь, мы не могли бы отрицать тот факт, что предметом судебного изыскания по всем делам об интердикции или наложении опеки на расточителей служит не эта болезнь, а нравственная личность расточителя, его привычки, склонности, нравы. Расточительность есть недостаток не столько ума, сколько характера, и признание ее в каждом отдельном случае совсем не предполагает доказательства душевного расстройства расточителя. Им может быть признан и вполне здоровый человек, если он бестолково мотает свое имущество - все равно, наследственное или приобретенное, - и какую бы форму это мотовство ни принимало: траты наличных денег, делания долгов и даже упущений по хозяйству, напр., остановки посева, оставления без пищи скота, несвоевременной уборки жатвы, запущения дорогих водных сооружений и т. д. *(391). Правда, что древнеримское право сопровождало умалением дееспособности расточительность не во всяком, а только в дедовском и отцовском имуществе. Но ни позднейшее римское, ни современное европейское право не удержалось на этой узкой точке зрения покровительства родовому началу. Мы видим, напротив, переход относящихся сюда норм на почву социальных нравов, вызывающих заботливость общественной власти не столько об имуществе расточителя, сколько о добропорядочности нравов и соответственного распоряжения всяким имуществом. Поэтому и основания для ограничения дееспособности мотов лежат не в интересах расточителя, которые едва ли заслуживают какого-нибудь соображения, и не в интересах его семьи, которой может вовсе не существовать, не устраняя этим необходимости учреждения опеки. Если бы решающую роль играли здесь действительно эти основания, то нам пришлось бы, с одной стороны, признать расточительностью и пожертвования, делаемые на высшие общественные цели, включая сюда и тот случай, когда жертвователь не имеет никакой семьи и располагает достаточной энергией и талантом, чтобы и по пожертвовании всего своего имущества не остаться без средств к жизни и, с другой стороны - согласиться с теми экономистами либеральной школы, которые восстают против всех ограничений расточителей, опираясь на принцип невмешательства в частную жизнь и безразличие для общества переходов имущества из одних рук в другие. К счастью, ни одно законодательство не подводит пожертвования на общеполезные цели даже всего имущества под понятие расточительности, и ничто не вынуждает нас ограничивать наши суждения об институтах права исключительно экономическими соображениями.

 Настоящее основание принижения дееспособности расточителей надо искать прежде всего в нравственном ущербе, причиняемом обществу их действиями, и затем - в целесообразности известного противовеса крайним последствиям гражданской самостоятельности, когда она переходит в злоупотребление той свободой, которая предоставлена каждому в распоряжении его имуществом. Установление точной границы между этой свободой и ее ограничениями у расточителей едва ли достижимо ввиду постоянно колеблющихся представлений о разумном пользовании имуществом, и "Мотивы" к первому проекту Немецкого уложения говорят по этому поводу след.: "Не всякий, кого называют в обыденной жизни расточителем, должен подвергаться риску умаления своей дееспособности по расточительности. Недостаточно расходовать более того, что имеешь. Решающий момент лежит в бесцельной и бесполезной трате имущества, вызывающей опасение нищеты для расточителя и его семьи" *(392). Если выбросить последние слова приведенных "Мотивов", которые вошли, однако, в текст закона (§ 6 п. 2) и стали обязательными для немецких судов, - мы имеем возможность заменить их просто судебным признанием расточительности, - то у нас получится более или менее правильное определение этого понятия, соответствующее как его колеблющимся в жизни признакам, так и его желательной законодательной постановке.

 Эта законодательная постановка в новом Немецком уложении, наравне с большинством других европейских законодательств, состоит в том, что расточители получают опекуна на равных правах с лицами, одержимыми пьянством, и имеют возможность как управлять своим имуществом, так и делать приобретения, но не вступать в обязательства иначе, как с согласия опекуна, и не писать завещаний. В этом последнем пункте Немецкое уложение расходится со своими обоими проектами и большинством партикулярных германских законодательств, но сходится с римским правом, также не допускавшем завещательных распоряжений расточителей (§ 114, 2229). Французский кодекс и близкие к нему законодательства отказываются от этого ограничения расточителей и освобождают их даже от опекуна, заменяя этого последнего, как это уже упоминалось, "судебным ассистентом" (conseil judiciaire), без согласия которого они не могут только искать и отвечать на суде, совершать мировые сделки, занимать, отчуждать и обременять свое имущество ипотеками (ст. 513-515 Code civ.). Возбуждение и производство дел о наложении опеки в немецком и назначении "судебного ассистента" во французском праве - подчиняются, в общем, тем же положениям, которые действуют в отношении к душевнобольным. Инициатива исходит также от супруга, родственников, опекунов, которые могут просить о наложении опеки за расточительность и на состоящих уже под опекой несовершеннолетних; но прокурорский надзор не имеет здесь инициативы, предоставленной ему по наложению опеки или интердикции на сумасшедших *(393).

 Положения нашего законодательства о расточителях проникнуты до настоящего времени сословным началом. Полицейская точка зрения явно преобладает над цивильной, что видно уже из того, что положения о расточителях помещены у нас в Уставе о предупреждении и пресечении преступлений, где опека над имениями расточителей мотивируется "предупреждением и пресечением роскоши безмерной и разорительной" (ст. 150 т. XIV). Когда начальник губернии признает нужным наложить опеку на имение дворянина, в черте его управления находящееся, то обращается к дворянскому сословию; если сословие не постановит наложить опеку, то сам губернатор предписывает ее учредить. В обоих случаях доносится 1 департаменту Сената с изложением причин. Сенат, если найдет сие основательным, предписывает то же и для имений в других местностях, принадлежащих тому же лицу (Уст. о пред. и прес. прест., ст. 150, прил. 1). Если почетный гражданин, купец или мещанин по беспутной жизни расточает свое имущество, то губернаторы сообщают об этом соответствующему обществу. Приговоры о наложении опеки для двух первых категорий лиц приводятся в исполнение по заключениям общего присутствия губернского правления и палат, а где введены новые суды, с участием прокурора окружного суда; для мещан решающую инстанцию составляют губернские правления и начальники губерний. Однако на постановления сих начальств, публикуемые в Сенатских Объявлениях (прод. 1890 г. т. Х ч. I, ст. 374), допускаются жалобы 1-му департаменту Правительствующего Сената (Уст. о пред. и прес. прест., ст. 150, прилож. 2). В отношении крестьян не предписано особых правил, и отсюда, равно как из ст. 51 Положения о крестьянах, не упоминающей об опеке за расточительность при перечислении прав, предоставленных сельскому сходу по назначению опеки и попечительства, наш Сенат выводит заключение о недопустимости у крестьян опеки по расточительности (реш. 1881 г. N 83). Но это заключение устраняется уже законом 1886 г. "О порядке разрешения семейных разделов в сельских обществах, в которых существует общинное пользование мирской полевой землей", где постановлено, что сельский сход, ведающий такие разделы, удостоверяется, прежде всего, в согласии на раздел родителя или старшего члена семьи и, при отсутствии согласия, приступает к разделу лишь в том случае, если поводом к нему служат расточительность и безнравственное поведение домохозяина. Кроме того, цитированной выше ст. 51 Общего положения о крестьянах сельским обществам предоставлено, по утверждении их приговоров губернским по крестьянским делам присутствием, передавать в распоряжение правительства членов своих за порочное поведение. И хотя Сенат разъяснял эту статью в том смысле, что "сельскому сходу не предоставлено права признавать кого-либо из однообщественников, не имеющих гражданской правоспособности вследствие расточительности и назначать по сему поводу опеку", низшие инстанции смотрят на это дело иначе и разрешают опеку *(394).

 Главное последствие признания расточителем заключается в учреждении опеки над имением, причем немедленно должны быть наложены на имения (помещичьи) запрещения. Опекуны, управляя имением, уплачивают долги, а расточители не только лишаются права закладывать, продавать имения, но и вступать в какие-либо обязательства (Уст. о пред. и прес. прест., ст. 151, 152). Не лишаясь права искать и отвечать на суде, они обязаны о каждом деле уведомлять опеку, не могут без согласия опекуна избирать поверенного, оканчивать дела примирением, делать на суде уступки, предъявлять спор о подлоге акта и вступать в ответ по такому спору (Уст. гражд. суд. ст. 20). Это постановление нашего Устава Гражд. Судопр., предоставляющее расточителям право искать и отвечать на суде, не согласовано с ограничительными постановлениями ст. 152 Уст. о пред и прес. прест., требующими постоянной деятельности опекуна и в управлении их имуществом. Выходом из этого противоречия было бы не приравнение опеки над расточителем к попечительству, что прямо исключено смыслом ст. 152 Уст. о пред. и прес. прест., и не приравнение этой же опеки к опеке над малолетними, что, в свою очередь, исключено ст. 20 Уст. гражд. судопр., а признание опеки над расточителем за промежуточный между попечительством и опекой над малолетним вид опеки, предоставляющий расточителю меньше самостоятельности, чем несовершеннолетнему, стоящему под попечительством, и больше самостоятельности, чем малолетнему, подчиненному опекуну во всех своих юридических действиях. В отличие от этого последнего расточитель выступает лично на суде и не зависит от опекуна не только в своих личных и семейных отношениях, но и во многих отношениях по имуществу. Получая от опеки доходы, остающиеся за вычетом расходов по управлению, расточители не стеснены в распоряжении этими доходами и могут совершать связанные с ними сделки, напр., по найму квартиры, прислуги и т. д., равно как и сделки, по которым они обеспечивают за собой какой-либо заработок или распоряжаются своим имуществом на случай смерти. В отличие же от несовершеннолетнего расточители не только не имеют права распоряжения своим имуществом, но устранены и от его управления, предоставленного ст. 152 т. XIV их опекунам *(395).

 Для прекращения опеки над расточителем установлен порядок, соответственный порядку ее учреждения, хотя доказательство исправления от расточительности, конечно, затруднительнее доказательства ее наличности.